Летчик-истребитель йоханнес штайнхофф. часть ii

В случае если сказать о фаворитах, то Геринг был хорошим, кроме того хорошим начальником перед тем, как началась война, и его энергия сыграла наиболее значимую роль в строительных работах люфтваффе в 1930-е годы.

Но, во время Битвы за Британию он обленился. Он начал собирать драгоценности и предметы искусства и утратил интерес к операциям люфтваффе. Ближе к концу войны он превратился легко в помеху и Я начал испытывать к нему неприязнь.

Множество летчиков погибло из-за него безо всякой потребности. Я, Галланд, Лютцов, Траутлофт и другие посетили Берлин, дабы встретиться с генералом Робертом фон Греймом и добиться устранения Геринга, но этого не случилось. Грейм уведомил нас в январе 1945-го, что было уже поздно и что Гитлер ни при каких обстоятельствах не разрешит избавиться от одного из собственных ветшайших и самые верных друзей.

Это в итоге стало причиной «Бунту Истребителей» против Геринга, по окончании чего он припугнул дать меня под суд, а Лютцова расстрелять за измену. Гитлер приказал мне отправиться в Италию, скорее кроме того выгнал меня в том направлении вместе с Лютцовом для моей безопасности, а Траутлофта послал обратно на Восточный фронт.

Галланд (командующий истребительной авиацией) был очень энергичным человеком, сильным фаворитом, честнейшим летчиком-человеком и выдающимся истребителем. Он ни при каких обстоятельствах не опасался Гитлера, ни при каких обстоятельствах не поддавался давлению Геринга и неизменно прямо отвечал, в то время, когда они задавали вопросы его о чем-либо, независимо от того, как неприятной была правда. У Галланда было познание того, как отвоевать превосходство в воздухе и перестроить истребительную авиацию.

Но оказанная ему старшим комсоставом истребительной авиации помощь в конфликте с Герингом и Гитлером дала Гитлеру предлог сместить его, что было ужасной неточностью. Честность в Берлине ни при каких обстоятельствах не была в почете.

На место Галланда прописали полковника Гордона Голлоба, что был командиром и компетентным лётчиком, но, одновременно с этим, горячим поклонником Гитлера, котого ненавидели практически все, включая меня. Старшие офицеры не показали энтузиазма вследствие этого назначением, и отказались принять это.

Все начальники остались верными Галланду и сохранили контакт с ним, что приводило в гнев Голлоба и Геринга, потому, что это продемонстрировало, что самые влиятельные и заслуженные люди истребительной авиации так же, как и прежде собираются направляться собственной линии… Под руководством Голлоба утраты подскакивали вверх на всех участках фронта, на которых он оказался, – приблизительно так же, как это было с Герингом на протяжении ПМВ. Он ставил начальниками подразделений не тех, кто был самый компетентен, а тех, кто был в громаднейшей степени верен делу нацистской партии – тех, кого в истребительной авиации было очень мало…

С Гитлером я в первый раз встретился 3 сентября 1942-го, в то время, когда он вручал мне Дубовые Листья к Рыцарскому Кресту. Он задал вопрос присутствующих о том, как идут дела на войне, в которой мы предположительно должны были побеждать, и что мы думали о почвах, присоединенных к Рейху на Востоке. Я увидел что-то наподобие того, что «надеюсь, что у фюрера не появится через чур сильной привязанности к ним, потому, что я не пологаю, что мы задержимся в том месте на долгое время.» Он взглянуть на меня так, как словно бы у него вот-вот будет удар.

В то время, когда он попросил меня пояснить собственный высказывание, я ему, что по окончании вступления в войну США, в условиях предоставления ими вместе с англичанами отсутствия и помощи России у нас возможности нападать с воздуха промышленные мощности русских за Уралом, многого нам добиться не удастся. Он помолчал мало, а после этого сообщил следующее: «Не так долго осталось ждать мы покончим с Россией и опять развернём отечественные силы на Запад. Они заметят, что помощь большевизма отправилась им не на пользу».

Затем нас отпустили.

Я осознавал, что свидетельствует вступление американцев в войну: у данной страны большая воля к победе, ни с чем несравнимая индустриальная мощь для производства бомбардировщиков, истребителей, судов… Их вступление в войну означало в той либо другой степени отечественный финиш – это был лишь вопрос времени: какое количество нам удастся продержаться. Через пара недель я встретился с фюрером рядом от Сталинграда, в то время, когда он был в поездке на фронт.

Гитлер сообщил мне: «Сейчас в моих руках Российская Федерация, в моих руках Кавказ. Я планирую переправиться через Волгу, и затем вся Российская Федерация будет моей». Я не забываю, что взглянуть на людей, находившихся рядом, и поразмыслил: «У этого парня не в порядке с головой».

Отечественная следующая встреча состоялась 28 июля 1944-го, в то время, когда я приобретал Мечи к собственному Рыцарскому Кресту. Это было спустя семь дней по окончании покушения, и это был уже второй человек, ушедший от действительности и живущий в мире иллюзий. Все, что я желал, – это взять собственную приз и убраться оттуда восвояси – я уже не имел возможности его видеть.

Затем меня позвали к Гитлеру вместе с другими старшими офицерами незадолго да бунта против Геринга. Он шагал взад-вперед, бормоча что-то про оружие, которое у нас имеется, про то, что он не так долго осталось ждать продемонстрирует союзникам, кто имеется кто, и т.п. Угнетало то, что наша страна находится в руках полоумных людей и этого маньяка из его окружения.

Он был уже равнодушен к страданиям своих солдат и народа, уже не беспокился по большому счету ни о ком, а на отечественную долю выпала расплата за его правонарушения, и Германия уже ни при каких обстоятельствах не избавится от комплекса вины за них…

По окончании двух лет в Российской Федерации и на Средиземноморье я снова был на Западном фронте. Когда я принял под собственный руководство группу JG.77, я был сбит в первом же бою на протяжении атаки на группу «Либерейторов» B-24, и с этого момента я осознал, что это будет война, всецело отличающаяся от событий 1940-го. В тот момент, в то время, когда я утратил контроль над собственным самолетом и прибегнул к парашюту в первоначальный и последний раз в жизни, я осознал, как много я забыл.

Битвы против русских были совсем вторыми если сравнивать с боями против объединенных британо-американских сил, не смотря на то, что численное преимущество русских было кроме того более большим. Западные союзники к тому времени существенно усовершенствовали собственную и без того высококлассную технику, а я успел забыть, как эластичной есть их тактика и как они смогут поменять ее в конкретной обстановке для организации блестящих атак.

Тяжелее всего было бороться с «Летающими Крепостями» B-17. Они летали в плотных оборонительных формациях, и их тяжелые пулеметы калибра 50 делали сближение с ними очень страшным. В итоге мы приняли тактику лобовых атак, созданную летчиками Эгоном Георгом и Майером Петером Эдером, но лишь маленькая несколько «специалистов» имела возможность делать это удачно, да и требовались для этого металлические нервы…

Помимо этого, их сопровождали истребители дальнего радиуса действия, что очень осложняло жизнь до той поры, пока у нас не показались реактивные истребители Me-262, вооруженные 30мм пушками и 24-мя ракетами R4M. Тогда у нас появилась возможность пробивать бреши в их самых плотных формациях из-за пределов радиуса действия их оборонительного огня, наносить им повреждения, а после этого выполнять обходной маневр и добивать поврежденные самолеты пушечным огнем.

Из истребителей союзников тяжелее всего было сражаться с «Лайтнингами». Это был стремительный, приземистый, фантастический истребитель, в особенности страшный, в случае если у него было преимущество в высоте. Один из них сбил меня с громадного расстояния в 1944-м.

В декабре 1944-го, по окончании смерти Вальтера Новотны, я принял под собственный руководство JG.7 по окончании того, как реактивные истребители были раскиданы по отдельным авиакрыльям. Я отобрал себе на должности начальников эскадрилий Эриха Рудорфера, Герхарда Бакхорна, Хайнца Баэра и ряд других классных летчиков. По окончании операции Bodenplatte и Бунта Истребителей меня послали обратно в Италию, отстранив от работы на реактивных самолетах.

Но Галланд снова стал причиной меня в Германию, в то время, когда получил разрешение от Гитлера создать «Эскадрилью Специалистов». Галланд дал мне полномочия на отбор и поиск самых лучших пилотов. Я обошел все места и бары отдыха летчиков, кроме того пара прифронтовых частей и госпиталей, и отобрал 17 либо около того добровольцев, планируя найти еще парней.

Перечень оказался впечатляющим, не смотря на то, что в нем было двое-трое малообстрелянных, но многообещающих летчиков с опытом полетов на реактивных самолетах. Это и была «Эскадрилья Специалистов». Большая часть из нас имело множество побед, 9 человек – более 100, двое, а также Баэр, более 200, а Бакхорн – 300. Все, не считая двух, имели Рыцарский Крест либо более высокие призы и налетали много миссий любой.

Не пологаю, что когда-либо покажется подразделение для того чтобы калибра еще раз! Отечественная тактика оставалась, по большей части, прежней, но у нас появилась возможность производить новые приемы прямо в сражении, дабы противодействовать новым угрозам, в то время как в простых летных частях необходимо было разрабатывать советы и позже ожидать утверждения, что было безлюдной тратой времени. Мы заключили , что атака с фланга, проникновение в строй соперника и ракетная атака приносили прекрасные результаты.

Это было похоже на стрельбу по свора гусей из дробовика. Атака с тыла кроме этого была продуктивной, но площадь поражения наряду с этим была ниже. За фланговой атакой мы в большинстве случаев нападали сохранившиеся самолеты соперника с тыла, что разрешало разносить крылья бомбардировщиков либо приводило к взрыву их бомбового груза.

Что касается истребителей, то достаточно было одного пушечного боеприпаса. дабы сбить машину соперника.

Говорят, что если бы мы взяли Ме-262 много на более раннем этапе, это повлияло бы на финал войны. Я так не думаю: у нас не хватало обученных летчиков а также топлива. Так или иначе, было бы уже поздно, и войну нам было не победить…

Летчик-истребитель йоханнес штайнхофф. часть ii
Ме-262 Штайнхоффа по окончании аварии

К концу войны на моем счету было 176 побед, семь из них я одержал, летая на Ме-262. Меня сбивали 12 раз, но близок к смерти я был лишь в 13-й раз, в то время, когда потерпел аварию при взлете на Ме-262 18 апреля 1945-го . До этого я был легко ранен лишь один раз и пострадал очень сильно лишь на протяжении аварии. Лишь один раз я выбросился с парашютом – я ни при каких обстоятельствах не доверял им.

Я постоянно находил возможность посадить поврежденный самолет.

По окончании войны я довольно часто виделся с летчиками-истребителями RAF Дугласом Бадером, Робертом Стэнфордом Таком и Джонни Джонсоном, и с американскими асами Фрэнсисом Габрески, Хьюбертом Земке и другими. Мы – пожилые люди, стали умнее и ценим тот факт, что нам не в чем винить друг друга. Мы – это хорошие друзья и тесное братство…

Уникальное интервью – Colin D. Heaton (http://www.tarrif.net/wwii/interviews/johannes_steinhoff.htm)

Первая часть статьи

Асы Люфтваффе / Luftwaffe Aces

Статьи, которые будут Вам интересны: