Дом мельникова: памятник инженерной мысли
Дом Мельникова прежде всего поражает тем, что он эргономичный. Комфортный, теплый, комфортный — как желаете. В нем приятно пребывать, в нем легко жить, в нем эргономичная планировка, крепкие и достаточно широкие лестницы, он яркий, просторный и наряду с этим не думается безлюдным, не обращая внимания на маленькое количество мебели. Это разъясняется легко: Константин Мельников строил дом чтобы в нем жить.
Он пробовал создать совершенный дом, снабжающий человеку все нужное с учетом всевозможных обстоятельств и московского климата. Более того, Мельников заложил в проект возможность регулярной перепланировки и перестройки, осознавая, что с течением времени помещения смогут потребоваться для иных функций, нежели изначальные. Имеется чувство, что он предвидел все — от взрыва бомбы в 300 м от строения до необходимости установки и нехватки угля дополнительных печей.
Он предусмотрел разделение и расширение семьи дома на две квартиры. А дизайн: необычные окна, цилиндрические формы, панорамное остекление — все это выглядит конечно и подчинено функциональности внутреннего пространства. Мельников не думал, какую реакцию позовёт его дом у зрителей. Красота — в глазах наблюдающего.
Уникальная совокупность перекрытий дома Мельникова. Поставленные на ребро доски образуют квадратные ячейки со стороной 50 см.
Дом в строительных работах. Часть инженерных отверстий потом заложили строительным мусором, часть стала окнами, одно взяло роль шкафа.
Гипсовый маяк для наблюдения за трещинами — такие установлены в доме и внутри, и снаружи. На каждом маяке указаны дата и номер установки; в случае если маяк не разрушается, значит, деформация остановилась и трещина не расширяется.
Окно первого этажа.
Рамы тут перекрещены, тогда как наверху, в мастерской, подобные рамы расположены параллельно.
Из прошлого в будущее
Константин Мельников совершил фактически неосуществимое. В середине 1920-х годов он получил от страны надел земли в центре Москвы и выстроил на нем трехэтажный дом с собственным именем на центральном фасаде — в то самое время, в то время, когда много тысяч людей уплотнялись и заселялись в дома-коммуны.
Это случилось благодаря привилегированному положению Мельникова: в первой половине 20-ых годов XX века он взял заказ, что на много лет стал его разрешением и охранной грамотой на каждые опыты, — проектирование саркофага для тела Ленина. Очень успешным было и его зарубежное турне: Мельников победил конкурс и выстроил павильон СССР на Интернациональной выставке декоративных и промышленных искусств в Париже 1925 года. Исходя из этого во второй половине 20-ых годов XX века, в то время, когда началось строительство личного дома архитектора, он имел возможность позволить себе если не все, то многое.
Мельников продолжительно вынашивал проект собственного дома. Еще в конце 1910-х он экспериментировал с разными идеями, рисовал эскизы — и в итоге пришел к проекту, воображающему собой два пересекающихся цилиндра. Наряду с этим проектной документации дома в том значении, в каком мы понимаем это сейчас, не существовало вовсе.
Были чертежи в начале строительства, замыслы на момент окончания, но Мельников, осуществляя личный контроль процесс, всегда вносил какие-то дополнения и изменения, возможно сообщить, в режиме онлайн; более того, он подразумевал, что трансформации смогут быть внесены и по окончании завершения работ.
За два года поменялось очень многое, и современные исследователи сталкиваются при изучении дома с огромным числом непонятных элементов и загадочных технических ответов. К примеру, питерские реставраторы, исследуя дымоходы, поняли, что от тех отходят боковые рукава, законцовки которых замурованы; сами рукава ни при каких обстоятельствах не употреблялись. Рудимент начального проекта?
Одно из таких ответвлений нежданно отыскало использование уже по окончании войны: отапливать дом было тяжело, и Мельников сложил хитроумную супрематистскую печь на втором этаже, подведя к ней рукав дымохода, заложенный в проект на 20 лет раньше. Предвидел либо предугадал?
- Вход на второй этаж расположен именно на пересечении двух цилиндров, из которых состоит дом. Дверные створки гармонично «достраивают» полуцилиндр лестничного проема.
Лампа в «швейной помещении» висит на проводе, пропущенном через блок с грузом — это разрешало опускать свет к самому шитью.
Вся проводка на первом этаже — внешняя и помогает частью художественного плана. Питая лампы и электроприборы, провода выписывают по стенкам замысловатые узоры, перетягиваясь через фарфоровые блоки и держатели.
Кухонный «холодный» шкаф находится в совершенно верно таком же проеме, что и соседствующее с ним окно.
В принципе, таких шкафов возможно сделать множество — в каждом техническом ромбе конструкции.
Ветшайшая в доме розетка, без трансформаций сохранившаяся с 1920-х годов, расположена на балконе.
Структурная составляющая
Одним из самых увлекательных инженерных ответов, использованных Мельниковым, была ажурная кладка стен. Они состоят не из целого кирпича, а являются сетчатый каркас, напоминающий пчелиные соты. Выкладывать кирпич в некотором роде было, как ни необычно, нетрудно, потому, что архитектор шепетильно прорисовал схему кладки в объяснительных документах. Так, дом представляет собой два кирпичных решетчатых цилиндра с отверстиями ромбической формы.
Эта кладка разрешила распределить нагрузки и очень сильно уменьшить строение — при том, что толщина стен была очень большой. Помимо этого, не было нужно бить («половинить») кирпич, что разрешило очень сильно сэкономить на строительном материале — в стенках использованы лишь цельные заводские кирпичи, все вычислено идеально.
Но прежде всего «сотовая» структура разрешала планировать внутреннее пространство любым образом, размещая окна в тех местах, где этого потребовали помещения. Снаружи думается, что окна расположены бессистемно — изнутри же делается ясно, что они идеально соответствуют помещениям. По одному-два окна в малых помещениях первого этажа, последовательность окон в спальне на втором, три последовательности для лучшего освещения в студии на третьем.
Ненужные проемы строительным мусором и заштукатуривались. При необходимости возможно было совершить любую перепланировку, пробить заложенный ромб и заложить любое окно, а несущие структуры наряду с этим не затрагивались. Фактически, Мельников так и сделал, в то время, когда его сын Виктор женился и в доме жили сходу две семьи.
Один из ромбов был не окном, а естественным шкафом-холодильником на кухне; в то время, когда второй семье потребовался отдельный вход, Мельников его на месте шкафа. В девяностых при реставрации шкаф-холодильник был восстановлен — второй вход уже пожилому Виктору Константиновичу был не нужен.
Ответ с ажурными стенками во многом пересекается с гиперболоидными конструкциями Владимира Шухова. Мельников не просто был знаком с Шуховым, но и трудился с ним совместно над рядом проектов, что не имело возможности не оказать влияние на его инженерные представления. В какой-то мере возможно заявить, что Мельников выстроил шуховскую оболочку, но из кирпича. Со стенками «рифмуются» и перекрытия — они являются сеткой из поставленных на ребро досок, ширина и длина каждой из квадратных ячеек — 50 см.
Это разрешило достигнуть большой прочности при низкой себестоимости. Единственное бетонное перекрытие в доме — в подвале над печью.
Итак, в стенках возможно было сделать любое количество окон в любом месте строения. Все окна — ромбические, с рамами двух типов. В спальне — с простой горизонтальной раскрывающейся форточкой. На первом этаже и в студии — со необычной рамой неправильной формы, причем петель в данной раме нет, форточка и ставится около окна.
Рамы двойные, и на первом этаже из эстетических мыслей внутренняя и внешняя рамы установлены зеркально — это придает дому дополнительный шарм.
Но для проветривания первого этажа нет необходимости открывать окна. По всему этажу — за картинами, в незаметных местах — размещены маленькие форточки-вьюшки, похожие на печные вытяжки. Открывая такую форточку, возможно разрешить войти в дом воздушное пространство. Но, отопление и вентиляция дома — это отдельная история.
- Разрез строения из уникального проекта Константина Мельникова. Пространство решено так, дабы два помещения — студия и гостиная — имели потолки вдвое выше, чем в «помещениях временного нахождения» (так Мельников именовал столовую, кухню, переодевальную).
Форточка-вьюшка представляет собой прямой канальчик, ведущий из внутренних помещений на улицу.
Такие вьюшки расположены по всему периметру первого этажа.
Вывод жарового канала. Холодный воздушное пространство засасывается снаружи, подогревается в калориферной камере в подвале и поднимается по таким каналам наверх. При необходимости канал возможно перекрыть.
В совокупности с вьюшками это, по сути, сплит-совокупность.
Инженерная сторона
В доме тепло. Снаружи — мороз, снегопад (мы изучили дом в последних числах Января), а в уютно кроме того в огромных, гостиной и просторных помещениях студии. Из-за чего? Как?
Так как батарей центрального отопления в доме нет, никакие инженерные совокупности не нарушают единство внутреннего пространства.
Одним из преподавателей Константина Мельникова был Владимир Михайлович Чаплин, известный русский инженер-теплотехник. Еще до революции он создал вентиляции и системы отопления для сотен известных строений — от Белорусского вокзала до храма Василия Блаженного (совокупность была интегрирована при реставрации). Мельников многому обучился у Чаплина — и внес личные коррективы. Под домом, в подвале, расположен громадный калорифер, по сути — единственный радиатор ЦО.
Раньше на его месте была не меньшая по размерам угольная печь. Примечательно, что прямо ко мне Мельников вывел мусоропровод из кухни — то, что возможно было сжечь, сходу попадало в пламя.
По обе стороны от входа — две симметричные решетки, через каковые в дом поступает холодный воздушное пространство и опускается под собственным весом вниз. Попадая в калориферную, он нагревается и поднимается вверх уже по вторым каналам. Этими каналами пронизан целый дом, и в каждой комнате имеется решетки, выводящие теплый воздушное пространство, и они пышут жаром так, как ни один простой радиатор. Каналы оборудованы жалюзи, другими словами их возможно перекрыть.
В спальне они выведены за кроватью, в коридоре — у лестницы, везде — понизу, дабы равномерно обогревать все помещения. Разве что в ванной по неясным инженерным обстоятельствам решетка установлена под потолком. В том месте, к слову, стоит огромная чугунная ванна на фигурных ножках, в 1925 году привезенная Мельниковым из Парижа.
Самая настоящая, как, но, и фактически все в доме.
Между двух беленых цилиндров дома ярко выделяются два непокрашенных кирпичных столпа — бывшие печные трубы, а сейчас — вентшахты. Дабы организовать отвод дыма, Мельников в очередной раз применил уникальное техническое мышление. Печь пребывала по центру подвала, и ее возможно было обойти около. А трубы расположены снаружи дома по бокам, и более того, они начинаются ниже уровня печи!
Для отвода дыма Мельников приспособил две маленькие печки наподобие стационарных буржуек — они создавали тягу и отсасывали дым вниз, к основанию труб.
Целая коммуникация
Уже в 1960-х годах сам Мельников сформулировал сущность собственного дома: равномерность и равноценность напряжений, света, воздуха и тепла. В доме нет концентрации чего бы то ни было, все распределено.
Наряду с этим ты всегда натыкаешься на какие-то необычные штуки, непонятные с первого взора артефакты и инженерные решения. На первом этаже, к примеру, внешняя проводка — витые провода пропущены по потолкам и стенам на фарфоровых роликах; кое-какие лампы возможно опускать и поднимать прямо на проводах. Иначе, ламп в доме мало — к примеру, в огромной студии всего одна, под потолком.
Мельников являлся безотносительным приверженцем естественного освещения.
Наоборот кухни в стенке два отверстия — это переговорные трубы. По одной возможно было общаться со студией на третьем этаже, по второй — с калиткой, как по домофону. Трубу наружу обрезали еще при жизни Константина Степановича, по второй трубе, в полной мере работоспособной, на данный момент проложен антенный кабель — обе вернут при реставрации.
Но большая часть технических проёмов и отверстий, потерявших собственный начальное значение, остаются тайной. «Для чего это?» — спрашиваем мы у отечественного экскурсовода, показывая на необычно выступающий из кладки кирпич. «До тех пор пока ответа нет, — радуется он. — Быть может, отыщем его в документах, хранящихся в доме».
Но, дом Мельникова неповторим практически полной сохранностью внутренней обстановки. Ковры, мебель, множество вторых вещей употреблялись с 1920-х годов. Музей — это одновременно и монумент инженерной мысли, архитектурной эры, и мемориал великого человека. Держа в руках медаль Парижской выставки 1925 года, я думал: а ведь Мельников также держал ее в руках. И, быть может, хранил в этом же комоде.
Дух времени придает дому не меньший уют, чем фантазия его создателя.
За помощь в подготовке статьи и занимательнейшую экскурсию редакция высказывает признательность Павлу Кузнецову, директору Виктора музея Мельниковых и Государственного Константина
Сон Константина Мельникова
Мельников был одержим идеей сна. Известным его проектом был «Зеленый город», «сонный» аналог санатория. В «городе» должны были размешаться разнообразные камеры для сна — с определенной музыкой, составом воздуха и т.?д. Мельников вычислял сон не просто методом отдохнуть, а лечением.
Вследствие этого спальня в его собственном доме была достаточно необычной. Она размешалась на втором этаже дома прямо около гостиной, и в ней не было никакой мебели, не считая трех кроватей (для Мельникова с женой и для детей). Члены семьи переодевались ко сну на первом этаже в особой помещении, где был мужской и женский шкафы, после этого шли в спальню.
Кровати-пьедесталы «вырастали» из пола, а потолок и стенки спальни были покрыты золотистой штукатуркой. Виктор Константинович вспоминал, что утром казалось: воздушное пространство в спальне имеет цвет. Вид из спальни также был красивый — в 1920-е высоких строений, закрывающих вид из дома на Арбат, не было. Но из-за взрывной волны злополучной бомбы штукатурка осыпалась, кровати были уничтожены, а по окончании войны заменены на простые.
В спальне показалась классическая мебель, а стареющий архитектор отошел от своих новаторских идей.
Технические фишки дома Мельникова
Перепланировки
Последовательность перепланировок и ремонтов в доме делал еще сам Мельников. К примеру, в то время, когда дети выросли, он объединил две детские помещения (по 4,5 м2 любая), напоминающие сегменты торта, в одну, а гардеробную, где переодевались ко сну, «слил» с помещением хозяйки. На протяжении реставрации 1990-х годов была восстановлена ветхая планировка.
Примечательно, что на начальных замыслах балкона-террасы не было — на его месте размешались громадные детские по 25 м2 любая, но позднее Мельников отказался от данной идеи.
- Фото По окончании взрыва бомбы из всего остекления строения сохранилось только одно стекло в студии. Оно сохранено — его возможно отыскать по круглому отверстию от осколка.
- Фото Студия Мельникова. Архитектор обожал сидеть на балкончике и наблюдать за работой студентов.
Фото Между прихожей и лестницей на второй этаж имеется дверь. В случае если открыть ее от себя, она делается дверью другого проема — между коридором и лестницей, ведущим в жилые помещения первого этажа.В подвале дома Мельникова сохранилась стенки от фундамента строения первой половины XIX века, некогда находившегося на этом месте.
Фото На протяжении потолка первого этажа идет карниз, выглядящий декоративным. В действительности он несущий и сделан из кирпича; благодаря карнизу равномернее распределяется нагрузка от тяжести второго и третьего этажей.
- Фото Во дворе стоит мангал в форме дома Мельникова, подаренный внучке архитектора Екатерине.
Реставраторы суеверно его побаиваются, по причине того, что вид горящего шедевра вкупе с весьма ветхой проводкой в самом доме навевает неприятные мысли.
- Фото В гостиной, кроме огромного витражного окна, имеется маленькое, единственное в доме восьмиугольное окно. Оно тут не для освещения, а для красивого вида. Мельников был религиозным человеком и еще при постройке понял, что в незаложенном проеме прекрасно смотрится церковь Николая Чудотворца в Плотниках.
Но, во второй половине 20-ых годов XX века церковь закрыли, а в 1932-м — снесли; на ее месте на данный момент жилой дом по адресу Арбат, 45.
Статья «Жизнь в пересечении цилиндров» размещена в издании «Популярная механика» (№149, март 2015).
<
h4>